Френтцен: Сильная слабость

Сезон-2000 складывался для Хайнца-Харальда Френтцена непросто. Особенно по контрасту с прошлогодними достижениями: две победы, 3-е место в чемпионате! Порой гонщика подводила техника, частенько он жаловался на плохую управляемость автомобиля, да и соперничество с Трулли – совсем не то, что выступление в одной команде с умиротворенным Хиллом, сделавшим в 1999 году все, чтобы подчеркнуть достоинства своего партнера. Однако прикосновение к легендарным камням "Старой кирпичницы” принесло немцу удачу. И 3-е место в Индианаполисе-2000, в этой совершенно особенной для команд Ф-1 гонке, снова заставило всех говорить о таланте Хайнца-Харальда Френтцена, о его достоинствах и недостатках, о его сильных сторонах и слабостях.
После разочаровывающего опыта в Williams немец будто заново родился в Jordan. И, несмотря на репутацию одного из самых талантливых гонщиков современной Ф-1, его успехи в 1999 году стали неожиданностью. Даже для человека, взявшего его в свою команду. Год назад на "Фестивале скорости” в Гудвуде Эдди Джордан подошел к Йохену Массу, который был наставником Френтцена в начале его карьеры. Они поговорили о пустяках, после чего Эдди с нарочитым безразличием спросил: "С чего вдруг Харальд так быстр в этом сезоне?” Йохен внимательно посмотрел в оловянные глаза ирландца и ответил: "Потому что он тебя любит”. Масс иногда мог пошутить весьма тонко. Как и его ученик.

И смех, и слезы

За всю карьеру говорить трудно, но одна из причин, по которой Хайнц-Харальд не прижился в Williams, проста: там не понимали его юмора. А он у немца особенный.
Начнем с того, что Френтцен – гонщик, который раньше работал водителем катафалка. Похоронный бизнес, которым занимается его дважды разведенный и трижды женатый отец, наложил отпечаток и на сына. Со времен Шекспира могильщики считаются людьми особой, вернее – специфической жизнерадостности. Без этого в их профессии обойтись трудно.
"Ему ничего не стоило лечь спать рядом с гробом во время дальних переездов, – вспоминает Кай Абель, немецкий журналист, знавший гонщика еще по Менхенгладбаху, где тот родился и вырос. – Хайнц водил черный "Олдсмобиль”-катафалк. Иногда у светофора он перемещался на место пассажира и сидел, неподвижно вперив глаза в пустоту. Водители начинали нервно поглядывать в его сторону. Когда же загорался зеленый свет, Френтцен, не меняя позы, нажимал на "газ”. Все выглядело так, будто катафалк трогался сам”.
"В самых проигрышных ситуациях, когда на иных гонщиков страшно даже взглянуть, не то что заговорить с ними, он шутит, – рассказывает исполнительный директор Jordan Тревор Фостер. – Я едва верил своим ушам! Таков его способ разряжать обстановку. Как будто ему нравится проигрывать”.
"Бывает, что сам я весь взмок от волнения, а Френтцен совершенно спокоен, – дивится Джордан. – Хотел бы я быть таким. Никогда не встречал человека, который так владел бы собой на старте гонки. Я не знаю, какой у него пульс. Иногда мне кажется, у него совсем нет пульса. Великолепный актер!”
Такая похвала из уст Эдди многого стоит. Однако эти двое не сразу оценили друг друга по достоинству. Джордан работал с Френтценом в Ф-3000 в 1991 году, но тогда особого понимания между ними не наблюдалось. В буквальном смысле. Френтцен слишком плохо говорил по-английски, а Эдди, помимо своего гнусавого ирландского выговора, употреблял слишком много ненормативной лексики. Попросту говоря, каждое второе его слово было заковыристой площадной бранью. Этому на курсах английского языка молодежной команды Mercedes-Benz Френтцена не учили. Не мудрено, что Джордан в то время отдавал явное предпочтение тезке, одноплеменнику и балагуру Эдди Ирвайну. "Бедняга Хайнц был полностью задавлен Эдди, – вспоминает Джордан. – Но я уже тогда видел в нем весьма забавные черты”.
С тех пор многое изменилось. Френтцен улучшил свой английский. И продолжает совершенствовать его. Во время Гран При Великобритании, описывая на пресс-конференции отвратительную погоду в Сильверстоуне, гонщик щегольнул новым для него словечком. Но заметив вежливое удивление на лицах британских журналистов, забеспокоился: "Это плохое слово? Я услышал его от Эдди Ирвайна”.
Кстати, перейдя из немецкоговорящей Sauber в англоязычную Williams, Френтцен не нашел ничего лучшего, как подтянуть свои знания, пользуясь книгой "Английские крылатые слова и выражения”. Поэтому в боксах он изъяснялся, например, так: "Я затерялся в лабиринте телеметрии”. Не мудрено, что в Williams его до сих пор вспоминают как несколько странноватого человека. Он часто задумывался, вздрагивал, если его окликали внезапно. Повсюду таскал с собой модели самолетов, которые ему не разрешали запускать в Монако после того, как одна из них ушла в землю на полметра. Любимый фильм – "Форест Гамп”. Быть утонченным и глубокомысленным – спорное достоинство для гонщика. Ему следует вместо нервов иметь стальные канаты, а вместо мозга – чип. "Я не имею о себе ни малейшего понятия, но думаю, что совершенно нормален”, – утверждает Френтцен. В самом построении этой фразы чувствуется неуверенность.
Френтцен всегда шутит, но не всегда смешит. Журналисты покатываются со смеху на его пресс-конференциях, но в командах его юмор подчас вызывал лишь удивленные взгляды. В "большом цирке” в ходу шутки попроще. Например, выбросить из вертолета чемодан с личными вещами товарища по команде или склеить страницы его паспорта перед вылетом в другую страну, как проделывал всеобщий любимец Бергер. Френтцен на всеобщего любимца никак не тянул. Стащить у зазевавшегося соседа кусок мяса с тарелки – максимум, на что он способен.
Разумеется, успех меняет все. Одержав в прошлом году две победы, Хайнц-Харальд мгновенно превратился в замечательного парня и острослова, обладателя тончайшего чувства юмора. Таким он был всегда, но еще свежи в памяти времена, когда этот человек, с его болезненной улыбкой, когда речь идет о серьезных вещах, и серьезным лицом, когда дело доходит до шуток (Как правило, шуток довольно мрачных. "Я рад, что я единственный сын в семье”, – прокомментировал Френтцен столкновение братьев Шумахеров на Нюрбургринге в 1997 году.), действительно казался странным в этом мире самодовольно рекламирующих себя молодцов.
"Я стараюсь держаться проще, – говорит Френтцен. – Не люблю, когда на меня глазеют”. По меркам Формулы-1 Хайнц-Харальд прямо-таки аскет. "Его потребности сравнительно скромны, – утверждает Тревор Фостер. – Он никогда не капризничает из-за условий в отеле или из-за марки арендованного для него автомобиля. А ведь я мог бы назвать гонщиков, которые закатывают целые сцены, если им подгоняют Vauxhall, а не "Мерс” последней модели”.

Два шутника

В Williams Френтцену приходилось туго. Прежде всего, психологически. Фрэнк Уильямс и Патрик Хед никогда не отличались склонностью вникать в тонкости психологии своих пилотов. Хед, не хваливший гонщиков со времен Алана Джонса, редко облекает свои мысли в форму шутки. Остроты в них и так хватает. Естественно, что в этой компании Френтцен выглядел глупо. Как выглядит глупо человек, шуткам которого не смеются.
Иное дело – Френтцен и Джордан. Юмор – неотъемлемая часть обоих. Правда, Эдди шутит, чтобы нападать. ("Это типично ирландский прием, – признается шеф команды, – смехом заманить противника в ловушку, чтобы потом застать его врасплох”.) Френтцен – чтобы защищаться.
В период заключения контрактов многие гонщики стараются почаще появляться на страницах прессы с громкими заявлениями, пытаясь обратить на себя внимание и оказать давление на потенциальных работодателей. "Я увидел в газетах три разных версии зарплаты, которую буду получать в следующем году согласно якобы уже подписанному контракту, – шутит Френтцен. – Согласно первой версии мне будут платить 13 миллионов немецких марок, второй – 16, третьей – 20. Лично мне больше всего понравился третий вариант. Возьму эту газету с собой, когда пойду на переговоры с Эдди”.
Чем отвечает Джордан? Эдди заявляет, что команда для него – это семья и что он обожает своих гонщиков, как своих детей. Но у него есть принципы. "Отправляясь спать вечером, я закрываю глаза и вижу себя, говорящего детям: "Вот вам пять фунтов. На неделю!” А утром иду на работу и запросто могу разговаривать о пяти миллионах фунтов на то и о трех на это”. Такова манера шутить Эдди Джордана. За его шутками всегда что-то стоит. "Когда я вижу людей с очень серьезными лицами, которые смотрят на стартовое поле и думают: какого дьявола! Этот-то что здесь делает! Вот что заставляет меня хохотать”, – отвечает Джордан на вопрос, какую же свою шутку он считает лучшей.
"Он много веселится, но когда доходит до дела, становится очень серьезным”, – говорит Френтцен о Джордане. "Я могу описать Хайнца-Харальда как очень спокойного, довольно скрытного, но не замкнутого, хотя и очень сильно себе на уме человека”, – говорит Джордан о Френтцене. Как видите, в них есть нечто общее. И в конце концов они сумели договориться: Френтцен остается в команде Эдди Джордана еще на два года.
"Команда Jordan – это большая семья, – утверждает Эдди. – Атмосфера, которая царит в ней, помогает гонщикам проявить свои лучшие качества”. Что же это за атмосфера такая? Вот маленький пример.
У Френтцена есть один недостаток: инженерная эрудиция – не самая сильная его сторона. Хайнц-Харальд принадлежит к гонщикам типа "сел и поехал”. "Он медленно учится”, – осторожно признает Масс. "Френтцен много думает, – рассказывает технический директор Jordan Майк Гаскойн, – и тщательно скрывает, если понимание какой-то сложной вещи вызывает у него затруднение”. Однако у Майка свой подход в работе с гонщиком.
"Иногда он советует мне в отношении аэродинамики то, что сделать невозможно, потому что сам не вполне понимает, чего хочет, – рассказывает Майк. – Но я всегда отвечаю: мы попробуем то, что ты советуешь. Правда, несколько иначе”. После этого Гаскойн "несколько иначе” что-то менял в автомобиле. Как правило, это работало. В результате авторитет Френтцена как гонщика, умеющего настраивать автомобиль, рос. Росла и его уверенность в своих силах.
Это не то что в Williams, где он чаще всего слышал: "Нет!”, или попросту: "Заткнись!” Впрочем, точно так же относились в английской "конюшне” и к гоночному инженеру Френтцена, перешедшему туда вместе с ним. Возможно, это просто разница между командой, которая только ищет пути к успеху, и командой, которая смотрит на мир с высоты двух десятилетий побед.
"Если сравнить двух владельцев команд, то Фрэнк Уильямс в свободное время интересуется военной историей Германии, а Эдди Джордан обожает барабанить рок. В зале заседаний совета директоров в офисе Jordan на видном месте стоит комплект его барабанов фирмы Premier. Я думаю, сказанного достаточно”, – характеризует двух своих последних работодателей Френтцен.

Сила и слабость

Удивительная вещь – уверенность в себе. Но были, возможно, и другие факторы, сыгравшие на руку Френтцену. Например, изменения в техническом регламенте, сделавшие автомобили Ф-1 трудноуправляемыми. Хилл постоянно жаловался на новые шины с канавками. А его напарник? "Нет, – утверждает Гаскойн. – Он никогда не говорил на эту тему. При меньшем сцеплении шин с трассой гонщики вроде Френтцена, мастерство которых основано, скорее, на фантастическом чувстве автомобиля, чем на умении его настроить, получают преимущество”.
У немецкого гонщика есть одна особенность: он начинает выступать неожиданно хорошо, когда сталкивается с объективными трудностями. "Он выглядел просто здорово, когда что-то не так: изношены шины, или идет дождь, или трасса отвратительная, или становится темно”, – вспоминает Мауро Мартини, гонявший с Френтценом в одной команде в японской Ф-3000 в 1992–1993 годах. В 1998 году в Венгрии Френтцен подхватил какую-то инфекцию, и у него начались проблемы с желудком. Тем не менее, он закончил гонку на 5-м месте, после чего попал в больницу из-за обезвоживания организма. "Мы проводили технические брифинги, даже когда я сидел в туалете”, – вспоминает гонщик. В Бразилии-99 он до тошноты надышался выхлопных газов, преследуя Физикеллу, кроме того, слишком туго затянутый ремень пережал ему плечо, однако он все же доехал до своего 3-го места, хотя на пьедестале у него не было сил даже поднять бутылку шампанского. Первую победу в сезоне-99 немец одержал с трещиной в коленной чашечке. В Sauber, попавшей в трудную ситуацию после ухода Mercedes-Benz и аварии Вендлингера, все только и держалось на мастерстве Хайнца. А вот 1997 год, когда Френтцен сел за руль лучшего автомобиля, в актив гонщику никак не занесешь. Возможно, это просто стечение обстоятельств, но проблемы Хайнц-Харальд испытывает всякий раз, когда попадает в выигрышную, по крайней мере для стороннего наблюдателя, ситуацию, когда именно от него ждут успеха, когда нужно нажать на себя и окружающих, чтобы продвинуться еще на шаг, когда нужно атаковать, а не защищаться. В последнее время в Ф-1 много говорят о спортивной этике, о честной борьбе на трассе и т. д.

Но вот мнение бывшего специалиста по аэродинамике Williams Фрэнка Дерни, работавшего с Джонсом, Росбергом, Мэнселлом: "Почти все великие гонщики с самого своего дебюта совершенно ясно давали понять окружающим, что они скорее вынесут соперника с трассы, чем уступят ему”. Да, Френтцен очень симпатичный человек. Но из того ли металла отлит этот гонщик?
"Он возмужал, – размышляет Джордан о своем пилоте. – Пришло его время. Ему 33 года. Он женился. У него родился ребенок. А прошлогодний успех придал ему уверенности в себе. Френтцен сейчас очень силен”.
Во времена выступлений в Ф-3 Френтцен рассматривался как более перспективный спортсмен, чем Шумахер. Но в 1994 году Михаэля уже называли лучшим гонщиком планеты, в то время как Хайнц-Харальд прозябал в Sauber. Потом были два неудачных сезона в Williams. Затем – неожиданный взлет в Jordan в 1999 году и полоса относительных неудач в прошедшем сезоне. Да, Хайнц-Харальд Френтцен сейчас очень силен. Вопрос только в том, сумеет ли он добиться успеха, опираясь на силу, а не на слабость?

Леонид Ситник