Воспитание чувств

Чаще всего на лице Ральфа Шумахера можно видеть выражение, к которому лучше всего подходит определение "кислая мина”. Такое впечатление, что он вечно всем недоволен: автомобилем, гонкой, погодой, собой. Конечно, порой и он улыбается. Но должно произойти что-то действительно небывалое, чтобы немец просиял от счастья. Например, победа в Гран При. Однако путь к ней долог и труден. Вот и хмурится Ральф.
Ральф проснулся, как всегда, за четверть часа до звонка будильника. Начинался обычный ясный февральский день, но даже здесь, на юге Франции, в это время года не слишком теплый. Мысленно представив, какие события должны произойти сегодня, он определил главные задачи, еще раз обдумал детали предстоящего телефонного разговора и лишь после этого выключил так и не успевший зазвонить будильник. Такой порядок Ральф ввел для себя давным-давно – просыпаться под трезвон этого дурацкого прибора он терпеть не мог с детства.

Каждый день тогда начинался для него со звонка будильника, и первое, что Ральф видел, спустившись в холл к завтраку, была огромная, едва ли не в полстены, заключенная в красивую рамку фотография Михаэля, победно вскинувшего руки на верхней ступеньке пьедестала почета. Позже к ней прибавился и снимок самого Ральфа – поменьше, не слишком удачный, к тому же прилепившийся где-то сбоку, он только расстраивал. Трудно сказать, почему сложилось именно так, но с тех пор утренний трезвон будильника вызывал у Ральфа неприятные ассоциации.
Приняв обжигающе-холодный душ, сделав несколько гимнастических упражнений и позавтракав, он вскочил за руль родстера BMW и направился в сторону трассы. Ему не очень нравился автодром Мирама, новый тестовый полигон команды, потерявшийся где-то среди полей и маленьких городков северного Средиземноморья. Не нравилась даже не сама трасса, а именно ее местонахождение. Деревня – и есть деревня. Хотя за последние несколько лет местные жители уже привыкли к такому необычному соседству, все равно, проезжая мимо автодрома, они сбрасывали скорость и глазели на Ральфа и его автомобиль. А некоторые и вовсе останавливали свои развалюхи-фургоны на обочине и, взобравшись на крышу, наблюдали за тестами, усевшись, как перед экраном телевизора, с бутылкой пива в руке. Такое внимание, наверное, льстившее другим, не вызывало у Ральфа теплых чувств. Он слишком хорошо помнил свои первые годы в картинге.
Едва ли не на каждую гонку, в которой участвовал Ральф, пусть даже самого что ни на есть местного уровня, приезжали репортеры из главных автоспортивных изданий страны. Но все дело в том, что всех их интересовал прежде всего фотоснимок "первые шаги в автоспорте младшего брата восходящей немецкой звезды”, а он сам, его победы, в которые он вкладывал все свое умение, его эмоции и мысли занимали всех этих журналистов не более чем постольку-поскольку. С тех пор у Ральфа появились и настоящие почитатели, которым он нравился независимо от того, сколько гонок и титулов выиграл Михаэль, но всякий раз разглядывая болельщиков, окруживших трассу, Ральф мысленно невольно возвращался к тем картинговым гонкам. И недовольно морщился.
Путь от гостиницы до трассы он знал наизусть – неширокая, но весьма приличного качества дорога, один светофор и два поворота, всего пятнадцать минут езды. Но это – если не нарушать правила. Ральф же почти всегда гнал родстер со скоростью под 200 км/ч и частенько пересекал двойную сплошную, даже несмотря на возможные неприятные (для кошелька, естественно) последствия. Конечно, никто из водителей и не пытался состязаться в скорости с приземистой серебристой машиной, лишь некоторые ворчали вслед: "Тоже мне, Шумахер выискался”.
Путь, которым Ральф пришел в Ф-1, не совсем походил на тот, каким пробивались в "высшую лигу” автоспорта другие гонщики. Вилли Вебер, удачливый менеджер старшего брата, слишком хорошо понимал ценность торговой марки "Шумахер”, чтобы не позаботиться и о карьере младшего. Может быть, поэтому, в отличие от подавляющего большинства пилотов, сам факт участия в представлениях "большого цирка” не вызывал у молодого немца пьянящей радости. Другое дело – сами гонки: мчаться по трассе, бороться, обгонять кого-то, – это было для Ральфа настоящим наслаждением. Возможно, именно поэтому он всегда старался обгонять – пусть даже видавшие виды "Рено” и "Ситроены” на провинциальном французском шоссе.
Вой пробудившегося в боксах мотора прозвучал резким диссонансом в сонном спокойствии сельского пейзажа. Впрочем, поглощенным работой механикам и инженерам было не до лирических отступлений. День будет насыщенным – по плану предстояло проехать полную имитацию Гран При, а затем еще накатать примерно столько же кругов, занимаясь изучением и настройкой новых узлов. Ральф недолюбливал тестовую работу, даже понимая ее безусловную важность. Вот и сейчас, выезжая на еще чуть сырую от ночного тумана трассу, он с некоторым недовольством представлял, что сегодня на ней придется провести не час и не два. И завтра тоже.
Ральфу не пришлось поработать полноценным тест-пилотом. В "младших Формулах” это не принято, а "средние” он проскочил одним махом – выиграв осенью 96-го японскую Ф-3000, он уже через полгода стартовал на Гран При Австралии за рулем Jordan. Быть может, если бы он провел сезон в качестве испытателя одной из команд, то относился бы к тестам по-иному. Быть может. Он, как и все немцы, серьезно подходил к любому делу, но однообразие тестов переносил с трудом. Самый скучный Гран При интереснее самых насыщенных тестов, когда приходится раз за разом проезжать один и тот же, известный уже до мельчайших подробностей круг, но в одиночку, без борьбы, без обгонов. Хотя и гоночные уик-энды Ральф недолюбливал за несмолкаемый шум, суету, охотников за автографами и непрерывные вспышки блицев. "Как только выходишь в паддок, у тебя просят интервью или автограф. Ты думаешь о тонкостях настройки, которые надо обсудить с гоночным инженером, а вместо этого приходится отвечать на десяток вопросов”, – возмущается Ральф.
Впрочем, даже во время рутинных тестов нет-нет да происходит что-нибудь занятное. К примеру, как-то раз в Мирама приехали телевизионщики – снимать рекламный ролик для Veltins ("Пиво? Не вижу в этом никакой проблемы. Они ведь делают и безалкогольное тоже. Совершенно очевидно, что никто не садится за руль выпив, но все пьют пиво по вечерам. Впрочем, лично я больше люблю вино. – Ральф делает небольшую паузу. – Но и Veltins мне тоже нравится”). Казалось бы, чего проще – снять машину на трассе. Так нет, на съемку ушел почти целый день. Сначала выяснилось, что по замыслу режиссера автомобиль должен мчаться непременно в сырую и мрачную погоду. Надо ли говорить, что шедший уже три дня кряду дождь, конечно, мгновенно сменился ясным небом и ярким солнцем, а асфальт тут же высох. Пришлось обратиться за помощью в ближайшую пожарную часть. ("Какие деньги, мсье, о чем вы? Всего лишь фото на память, мы все и Ральф. И если можно, на фоне гоночного автомобиля. А посидеть в кокпите?..”) Но даже после этого пришлось ждать еще битых два часа – неизвестно откуда взявшийся в этой глуши "кукурузник” упорно кружил над трассой. Почти наверняка кто-то из этих проныр-папарацци узнал, что машину будут снимать в "боевой” раскраске, и не поскупился на аренду самолета ради такого кадра, ведь до официальной презентации еще пара недель и снимок наверняка оторвут с руками.
В результате ничего, кроме рекламных съемок, в тот день так и не сделали. Конечно, и посмеяться иногда тоже неплохо (только недавно пришедший в команду молодой механик, которого поставили следить за воздушной обстановкой, сразу стал объектом безобидных шуток всей команды: "Эй, Тим, а ты уже купил зенитный пулемет для следующего раза?”). Хорошо хоть, что за оставшиеся до захода солнца полтора часа успели отснять все кадры, которые режиссер запланировал для полуминутного рекламного ролика. "В наши дни собственно вождение автомобиля у гонщика Гран При занимает не больше 30% времени, – пока механики по требованию режиссера обливали машину водой, Ральф успел перекинуться парой фраз со знакомым журналистом. – А остальные 70 приходится тратить на всякие мероприятия типа этой рекламной съемки…” Все это, конечно, забавно, но ведь пришлось фактически потерять день. А терять время впустую Ральфу очень не по нраву. На последний час тестов он еще вчера запланировал с гоночным инженером исследование работы коробки передач. Обоим казалось, что момент переключения надо сдвинуть на пару сотен оборотов. Уже после получасового кружения по трассе Ральф убедился, что мотористы все рассчитали правильно, разве что в быстрых поворотах действительно нужно включать передачу чуть-чуть раньше. Вроде, все ясно, но к неудовольствию гонщика инженеры все гоняли и гоняли машину по трассе до наступления сумерек. Однако солнце неумолимо склонялось к западу, и, в очередной раз проносясь по прямой старт-финиш, он увидел на информационном щите: "Осталось три круга…”

"…Осталось три круга, отрыв от Култхарда – семь секунд, позиция – первая”. Ральф видел надпись, он понимал ее смысл, но что-то мешало ему до конца поверить в происходящее. Торможение, налево, направо, "газ” в пол – он, подобно автопилоту, едва ли не механически, но очень точно "прописывал” повороты Имолы один за другим, приближаясь к моменту триумфа. И вот после сумбурных поздравлений брата, товарищей-гонщиков, Ральф стоит на верхней ступеньке пьедестала, словно на вершине мира, и смотрит вниз на приветствующих его людей. Это было счастье! Такое огромное, что, казалось, ничто в мире не может сравниться с ним. Счастье переполняло его, рвалось наружу радостной улыбкой, приходилось прикладывать все силы, чтобы стоять спокойно, как подобает победителю, а не прыгать и кричать что есть сил.
Тем временем стоящие рядом Дэвид и Рубенс откупоривали бутылки. Ральф посмотрел на них и поморщился – шампанского, стекающего за воротник, он просто терпеть не может…

Александр Кабановский