Бертран Гашо: преступление и наказание

«Встать, суд идет!» Почти все присутствующие в зале лондонского суда при этих словах невольно взглянули на Бертрана. Но бельгиец стоял с каменным лицом, на котором только опытный физиономист мог уловить признаки сильнейшего волнения. Даже когда судья начал читать приговор, он, казалось, сохранял спокойствие. И лишь после того, как за фразой «…подсудимый приговаривается к 18 месяцам тюрьмы…» повисла пауза, и стало понятно, что спасительное слово «условно» уже не прозвучит, лицо Гашо вытянулось от удивления, а в глазах появилось отчаяние. Казалось, это конец…

До этого нелепого инцидента на одном из лондонских перекрестков зимой 1990 года все в жизни Гашо шло просто великолепно: после двух блестящих побед в чемпионатах британской Формулы-Ford он на одном дыхании проскочил через Ф-3 и Ф-3000 и, хотя чемпионом не стал, уже через три года оказался в Ф-1. Правда, машины у него были скверные, и два первых сезона в Onyx и Coloni Бертран провел в мучительных и по большей части тщетных попытках пройти квалификацию. И лишь пять раз в тридцати гонках он сумел пробиться на старт. Однако контракт с Эдди Джорданом, команда которого готовилась к дебюту в Ф-1 в 1991 году, должен был многое изменить.

Автомобили Jordan оказались куда конкурентоспособней тех машин, на которых ему приходилось гоняться прежде. Как новичкам им приходилось участвовать в предквалификациях. Но эти несколько лишних часов на трассе лишь помогали настраивать машину к гонке. Гашо вышел на старт всех десяти первых Гран При сезона-91. Более того, ближе к середине чемпионата он стал бороться за очки: в Канаде Бертран занял пятое место, затем дважды подряд в Сильверстоуне и Хоккенхайме финишировал шестым. В июне Гашо записал на свой счет победу в «24 часах Ле-Мана», а на Гран При Венгрии отличился, показав за рулем скромного Jordan быстрейший круг в гонке. «Многие потом говорили, что я, дескать, проехал лучший круг только потому, что в конце гонки мне поставили новые шины, но ведь и на утренней разминке я был вторым, уступив лишь времени Проста», — возмущался Гашо. После успеха в Будапеште Бертран мог уже вполне рассчитывать на место в одной из топ-команд, но вместо этого через несколько дней оказался за решеткой…
Это случилось в декабре 1990 года на углу Гайд-парка, когда Бертран ехал на встречу со спонсорами из Fuji. «Я как раз говорил по телефону из машины с Эдди Джорданом, когда меня подрезал какой-то таксист. Он начал буквально издеваться надо мной: еле полз по пустой дороге и периодически резко тормозил прямо перед моим носом. В конце концов мне это надоело, и я сказал себе: если этот идиот еще раз остановится, я не буду тормозить. Так оно и произошло. Я слегка ударил в зад его машину, обошлось без повреждений, но он как ужаленный выскочил из своего «кэба», рванул мою дверь и схватил меня за галстук. Еще секунда, и он ударил бы меня. Но я не собирался с ним драться. Я ехал на Alfa Romeo моей подружки, а у нее в машине для самообороны всегда был газовый баллончик, так что мне осталось лишь достать его и нажать на кнопку. Это не такое уж страшное оружие: полчаса пощиплет, но потом все проходит, нужно только умыться… Пока мы ждали полицию, туда слетелось сотни четыре лондонских таксистов, которые едва не убили меня. И после всего этого меня еще обвиняют в нападении. Ужас! Во Франции такого никогда бы не произошло. Там, например, газовый баллончик даже рекомендован как средство самообороны». Бертрана забрали в участок, затем выпустили под залог, но в конце августа 1991 года вновь арестовали и приговорили… к полутора годам тюрьмы. «Когда объявляли приговор и судья произнес: «18 месяцев», я был уверен, что следующим его словом будет: «условно». Но он так и не произнес этого слова… Я был в шоке», — вспоминает Гашо…
Ему дали шесть месяцев за ношение запрещенного в Великобритании баллончика с CS-газом и 18 месяцев за «нападение». Большее наказание «съело» меньшее, и Бертрана посадили «всего» на полтора года. Так в конце августа 1991 года он оказался в камере Брикстонской тюрьмы в Лондоне — одного из самых худших учреждений этого рода во всей Англии.
«До этого я видел тюрьмы только в кино, — вспоминает Бертран. — Но действительность оказалась куда страшнее. Сидеть по 23 часа в сутки взаперти, без нормальной еды, в камере, где нет даже туалета… Поначалу это было ужасно, но оказалось, человек может приспособиться к чему угодно. Вот уж никогда бы не подумал, что смогу там жить. Но когда через несколько недель меня перевели в другую тюрьму с лучшими условиями содержания, я даже поймал себя на мысли, что нахожу ее комфортной. Там, по крайней мере, я уже не чувствовал себя запертым в клетку животным: мы работали в саду, дышали свежим воздухом и могли иногда видеть, что происходит на воле. Я читал книги, научился играть в шахматы, немного пришел в себя и начал тренироваться, готовя себя к тому моменту, когда я выйду на волю и снова сяду за руль.
Поначалу я пребывал в такой апатии, что абсолютно перестал интересоваться гонками, не хотел даже смотреть Ф-1 по телевизору, да в Брикстоне это было и невозможно. Но потом я начал постепенно оживать, у меня снова появился интерес к гонкам и, помню, когда показывали Гран При Испании, я буквально прилип к телевизору. Во многом перебороть собственную апатию и вернуться к нормальной жизни мне помогла поддержка болельщиков. Каждый день я получал множество писем из Европы, Австралии, Америки, Японии… Я читал их, по возможности отвечал. Я даже и не представлял, что за меня переживает такое число людей по всему миру, и эта поддержка действительно оказалась очень важна для меня, она помогла мне вернуть веру в себя».
Гашо — гражданин Франции, родившийся в Люксембурге. Его отец — француз, мать — немка. В гонках Бертран выступал по бельгийской лицензии, а свой шлем украсил флагом Европейского сообщества, за что получил от журналистов прозвище «мистер Европа». Случившееся с ним несчастье повергло интернациональный мир Формулы-1 в настоящий шок. На Гран При Бельгии в Спа гонщики, фотографы и журналисты даже устроили небольшую демонстрацию в защиту Гашо. Весь уик-энд они разгуливали по паддоку в белых футболках с надписями: GACHOT why? («За что ГАШО?») И, наверное, единственным человеком в паддоке Спа, который в глубине души радовался злоключениям Бертрана, был молодой Михаэль Шумахер, которому арест француза открыл дорогу в Формулу-1.

Через несколько дней после Гран При приятели Гашо, бельгийские гонщики Тьерри Бутсен и Эрик ван де Пуле, устроили пикет в защиту Бертрана у британского посольства в Брюсселе. И хотя бельгийские «демонстрации», конечно, облегчения Бертрану не принесли, шумиха, поднятая европейской прессой в его защиту, все-таки заставила английское правосудие пересмотреть свой приговор. Два месяца спустя апелляционный суд во главе с лордом Лейном, рассмотрев апелляцию адвокатов Бертрана, хоть и не оправдал бельгийца, но, по крайней мере, признал приговор слишком суровым для подобного проступка и вынес постановление о его освобождении. И во вторник 15 октября, за пять дней до предпоследней гонки сезона в Японии, «мистер Европа» вышел на свободу.
«Думаю, тюрьма сделала меня намного сильнее и научила по-философски относиться к неудачам», — признался Бертран на вечеринке, устроенной по случаю его освобождения во французском посольстве в Лондоне. И тем же вечером новоиспеченный философ отправился в аэропорт «Хитроу», чтобы сесть в самолет до Токио: «Все, что происходило со мной в последние месяцы, было словно страшным сном. И только когда самолет поднялся в воздух и Англия осталась далеко внизу, я наконец проснулся». Гашо не терпелось поскорее вернуться за руль «формулы-1″, и он был уверен, что Эдди Джордан, команда которого за два месяца после ареста Бертрана не смогла заработать больше ни одного очка, встретит его с распростертыми объятиями. Но вышло по-иному.
Джордан встретил своего бывшего гонщика очень холодно, заявив, что он разрывает контракт с ним и что Бертран может катиться на все четыре стороны. «Эдди — один из самых низких и жадных людей, которых я встречал в своей жизни, — негодовал Гашо. — Стремясь выжать из моих спонсоров как можно больше денег, он все время требовал увеличения финансирования, мотивируя это тем, что команда прогрессирует. А после инцидента с лондонским таксистом он совсем озверел и стал играть на этом, чуть ли не шантажируя меня…»
Получив от ворот поворот в Jordan, Бертран не сдавался: «Я был слишком влюблен в Формулу-1, чтобы так легко отступиться после всего, через что мне пришлось пройти». Уже через две недели в Австралии, договорившись с Жераром Лярруссом, он сел за руль его Lola, а затем остался в его команде еще на год. Конечно, по сравнению с Jordan это был шаг назад: в 16 гонках 1992 года Бертран только трижды добирался до финиша и, лишь совершив маленький подвиг в Монако, смог заработать одно-единственное очко. Но приходилось радоваться и этому. «Я ошибся, решив, что моя «тюремная эпопея» закончилась, — досадует Бертран. — На самом деле она вовсе не завершилась в октябре 1991 года, а испортила мне всю дальнейшую карьеру в Формуле-1.

Ф-1 — спорт больших денег, где ни один пилот не может обойтись без поддержки крупных компаний. При этом гонщик является лицом компании. И естественно, когда ее руководство выбирает между двумя пилотами, большой босс всегда скажет: «мы берем того, который не сидел в тюрьме». После освобождения Бертрана многие спонсоры отвернулись от него, и еще хорошо, что он вообще смог найти себе место в команде Ф-1. «При всех проблемах Larrousse, работать там было даже легче, чем в Jordan, — признается Гашо. — Жерар, в отличие от Эдди, не стоял у меня над душой и не тряс каждый день за плечо, вопрошая, сколько еще денег я смогу принести в команду. В Larrousse я мог полностью сконцентрироваться на пилотировании и ездил гораздо лучше, чем в Jordan. Жаль только, что машина не позволяла мне ехать быстро».
Отчаявшись пробиться в хорошую команду, весной 1993 года Бертран покинул Ф-1 и сел за руль кузовных автомобилей Honda в GT. Затем был многообещающий дебют в серии CART в Торонто. Но старая любовь, как известно, не ржавеет, и не прошло и года, как Бертран вернулся за руль «формулы-1″. Зимой 94-го, увлекшись идеей своего приятеля Кита Уиггинза, решившего дебютировать в Ф-1 со своей командой Pacific (одним из лидеров международного чемпионата Ф-3000 тех лет), Гашо на два следующих года превратился, по сути, в «играющего» менеджера команды из Тетфорда.

В выходные он стартовал в Гран При, а в перерывах между гонками мотался по свету в поисках спонсоров для команды. Увы, машина была слишком слаба, и ни на одном из этих поприщ Бертран так и не преуспел. За два года Гашо лишь два раза сумел добраться до финиша гонки, спонсоры же все менее охотно давали деньги — не помогло даже слияние с некогда легендарной командой Lotus — и в начале 1996 года Pacific Ф-1 прекратил свое существование, а Бертран навсегда покинул мир Больших Призов. Казалось, так недавно это было: всего пять лет назад он, имея в кармане контракт с Jordan и полный надежд стать через несколько лет чемпионом мира, ехал вдоль Гайд-парка на встречу со спонсорами из Fuji… Но следующие несколько минут перечеркнули все будущее Бертрана. «Я не держу зла на англичан в целом, — грустно улыбается он сегодня. — У меня в Англии много друзей, все они замечательные люди. И то, что случилось со мной в Лондоне, наверное, могло произойти и в другой стране. Но чертовски обидно сознавать, что этот глупый инцидент, возможно, стоил мне куда дороже нескольких месяцев, проведенных в английской тюрьме…»

Владимир Маккавеев